«Все мы жаждем, ищем счастья,В Новый Год оно придет…»
Неслось со сцены, усиливая атмосферу радости.
Сиблинг разговаривал со стоящими поодаль Дрейком и Бернардой. Дрейк с искусственной бородой, в красном длинном камзоле с белым мехом. И – никто бы не поверил – в красном колпаке. Белинда слышала, что Ди его уговорила побыть неким «Дедом Морозом» – мифическим волшебником из ее мира. Сама она в голубом одеянии со снежинками и с длинной белоснежной косой. Даже Лин заинтересовалась – шиньон? Или очередная иллюзия?
Но маскарад маскарадом, а Сиблинг интересовал ее куда сильнее.
И, наконец, тремя долгими минутами спустя он остался стоять у дальней наряженной ели один.
Она подошла к нему тихо, встала сбоку. Порадовалась, что он не исчез слишком быстро – мог бы. С ней поздоровались коротким кивком – она протянула человеку в форме бокал шампанского. Непостижимый, неразгаданный Джон. Мастер Мастеров, самая сложная личность, встреченная ею в жизни, до сих пор притягательная. Нет, у нее давно Уоррен, которого она бы ни на кого другого в мире не променяла, но Джон – другое. Он, как гора на восточном побережье, как атмосфера, как все сущее. Он просто есть.
Жаль, что она не успела приготовить никому подарки, жаль, что с пустыми руками, однако Сиблингу ничего не нужно. Кроме отношения. А она его обожала до сих пор.
– Спасибо, – шепнула тихо и от всей души. И, конечно же, он слышал сквозь гомон. Они оба знали, за что именно это «спасибо» – за голубой луч в расселине Мурдаков. За еще один отрезок, на который в тот день удлинилась ее жизнь.
– Не бывает безвыходных ситуаций, – отозвались негромко. – Но бывают сложные.
Он подарил ей один из своих сложных взглядов, и она запуталась в нем, как в трехмерной картине из ниток. Серьезный, веселый, чуть отстраненный.
– Хорошо, когда все случается вовремя, верно? За это.
И он «чокнулся» с ней бокалом.
– За это, – повторила Белинда. И пригубила сладкие хмельные пузыри.
Дальше стояли молча, наблюдали за сценой. И в молчании она понимала, что Джона лучше никогда не дергать по пустякам, а он понимал, что Белинда попусту никогда не дернет.
Вдруг повернулся к ней, сообщил:
– С конца января планирую начать новый сет тренировок. Пришла интересная идея. Ты будешь?
– Я буду.
Внутри Лин вдруг раздулся горячий искрящийся шар радости – еще чуть-чуть, и она сама воспарит, как этот пресловутый снег. Теперь он, кстати, (она только теперь обратила на это внимание) летел снизу вверх – чертовы иллюзионисты.
«Я буду».
Она пришла с пустыми руками. А ей только что сделали самый лучший новогодний подарок.
Сиблинг исчез практически сразу после диалога.
И вдруг зачесалось шило у Лин. Бойду она шептала на ухо:
– Слушай, я отлучусь на часок-полтора.
– Ты куда? Давай я с тобой?
– До Рим. Хочу поздравить.
– Точно вернешься до полуночи?
Как будто и правда новый год, как будто это важно. Но он спрашивал о другом: «Не собралась еще в какой-нибудь мир без меня?»
Она поцеловала его в щеку. Скользнула носом по щетине, пообещала, что скоро будет.
* * *
– Дома? Выходи…
Чен отсутствовал. Рим сидела в темной гостиной, смотрела кино в одиночестве – Лин колотила в стеклянную дверь балкона снаружи дома.
– Привет, ты чего тут делаешь? Так? Или по делу?
Скрипнула дверь.
– И так. И по делу.
Снаружи им нравилось больше. Стояли под навесом плетеные стулья; блестел под светом луны снег; чуть морозно. Рим накинула куртку, натянула шапку – когда в шапке, и не поймешь, что наполовину лысая.
Теперь Белинда смотрела на подругу иначе, потому что видела в лице мать и отца. Торнума, Ариму. У ног прихваченный из дома рюкзак.
– Ты чего пришла-то?
Щелкнула зажигалка, высветила на мгновение узкое лицо, цепкие глаза, тонкие брови.
